Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
— Ну что ж. — Я посмотрел на Латора и вздохнул.
— Многообещающая увертюра, — прокомментировал Хауген.
— Ты тоже ничего не добиться? — спросил Латор.
— Кое-что, — ответил я, играя шариковой ручкой.
— Ну что я тебе говорил? — встрял Хауген. — Выброшенные на ветер деньги, Алекс.
— Он еще ничего не платил мне, — отреагировал я.
— Значит, время покаяния еще не настало.
— Во всяком случае, не тебе на потеху.
Он ухмыльнулся. Затем вынул изо рта сигарету и некоторое время посидел молча, разглядывая ее. Улыбка медленно умирала на его губах.
— Мы с тобой, Веум, находимся по разные стороны баррикад. Ты — за, а я — против… существующего порядка.
— Те баррикады давно поросли травой, Хауген. Поверь мне — я знаю, о чем говорю. Я сам их строил. Они растворились в конопляном дыму и погребены под кипами соглашений где-то на рубеже 70-х и 80-х годов.
— Ну-ну, если прислушаться, Веум, можно еще услышать вдалеке звук тамтамов.
— Не обольщайся. Это просто представления для туристов.
Я переключил свое внимание на Латора.
— Послушай, Алекс, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, мы должны быть откровенны друг с другом.
Он кивнул.
— Это быть ясно. Я откровенный.
— Мне ничего не сказали прямо, но я понял… Не замешан ли ты в каком-нибудь скандале с полицией?
По его лицу пробежала тень, а карие глаза сверкнули.
Я продолжил:
— Если быть более точным, с отделением полиции по борьбе с наркоманией?
— Опять то же самое. Чтобы это подрать черт! Неужели в этот чертова свободная страна не будет конец кошмару? — Он воздел руки к небу в якобы молитве отчаяния.
Ханс Хауген сложил пальцы в пистолетик и изобразил выстрел в меня.
— Бом-бом! Что я говорил, Веум! — Он указал на меня и добавил: — Как представителя существующего порядка… Тра-та-та-та!
— Мне сказали, что тебя подозревали в продаже… наркотиков. — Я сделал вид, что не слышу его слов.
— Это быть ложь! — Он вскочил со стула и так ударил кулаком по столу, что подпрыгнул телефон. — Это быть ложь, ложь и еще раз ложь! Они меня не понимать… Вы… Вся страна! Если бы здесь не Ханс, я, я… — Он тяжело опустился на стул с отчаянием на лице.
— Мне сказали, что ты забросил учебу.
Он вновь выпрямился. Я положил руку на телефон, на случай если ему вновь захочется испытать силу на моем столе.
Он улыбнулся.
— Это не быть правда. Они должны понять — для меня, иностранца, учить норвежский язык, я может иметь проблемы в следовании программы, что и норвежские студенты. Сдавать экзамены в срок. Но я не забросил. Я могу доказывать.
Как будто для того, чтобы продемонстрировать мне, что он все еще работает, зазвонил телефон. Я подозрительно посмотрел на него. Затем поднял трубку и сказал:
— Да? Веум у телефона.
В трубке раздавалось тиканье таймера, встроенного в телефон-автомат, и я слышал слабый шум городской улицы.
— Да? — нетерпеливо повторил я.
— Веум? Варг Веум? — раздался высокий мужской голос.
— Да, это я. Чем могу быть полезен?
— Это касается Сирен. Ты искал ее.
— Именно! — Я наклонился вперед. — Она с тобой?
— Нет. Не сейчас. Но мы должны поговорить.
— С кем я говорю? Как тебя зовут?
— Хенрик. Бернер.
Я записал, тихо приговаривая:
— Хенрик Бернер. О’кей. Мне кажется, я знаю, кто ты. Когда мы сможем встретиться?
Молчание. Таймер тикал так же непрерывно, как вода из плохо закрытого крана.
— Да? Говорите! — нетерпеливо крикнул я в трубку.
— Я думаю. Завтра утром, Веум. В Аквариуме. До начала субботней лавины туристов. Сразу после открытия. У входа спустись по лестнице в подвал. Я подойду к тебе, как только увижу, что все в порядке. И никакой полиции, Веум.
— Можешь на меня положиться.
— О’кей. — В этот момент раздался сигнал, предупреждающий, что оплаченное время разговора истекает. — Значит, в начале одиннадцатого, Be… — Связь прервалась.
Я положил трубку и записал: «Акв. 10.00».
После короткой паузы раздался голос Александра Латора:
— Будь уверен, Веум, я никогда не совершать никаких преступлений в эта страна. Это быть безосновательный заявление, я понимать… Это их причины. Я проиграть. В понедельник вечер я покидать эта страна. Навсегда.
Я предложил:
— Я могу позвонить адвокату, который сможет тебе помочь.
— Это быть бесполезно. — Он грустно покачал головой.
Ханс Хауген добавил:
— Мы уже пытались, Веум. Алекс считал… Но ты подтвердил наши опасения. Его заклеймила полиция.
— Заклеймила и заклеймила.
— Это классовая полиция. Не делай вид, что ты не знаешь этого.
— Я вообще не делаю никакого вида. Я просто думаю, чем могу вам помочь.
— Вероятнее всего, ничем.
— Ни…чем, — повторил Александр Латор обреченно и посмотрел на меня глазами, которые в одну секунду показались мне больше, чем страна, из которой он приехал.
В молчании мы сидели вокруг письменного стола, как три шахматные фигурки. Игра продолжалась, но без нас. Мы уже давно оказались в ситуации шаха. Мат ждал нас за ближайшим углом. Чтобы поддержать беседу, я спросил:
— А что свело вас вместе?
Ханс Хауген ухмыльнулся.
— Ты что, решил переквалифицироваться в психотерапевта брачной конторы?
— Может, мне и стоит об этом подумать.
Латор внезапно распрямил плечи.
— Я должен благодарить Ханса, что я есть в этой страна… Он делает все возможное.
— Все в порядке, Алекс, — прервал его Ханс Хауген. — Это, черт возьми, ничем не может помочь нам сейчас.
— Нет.
— Мне никогда не нравилось бросать дело на полпути. Я попытаюсь вновь, в понедельник. Когда откроются офисы и город вновь пробудится к жизни, — сказал я.
— Нет смысла, Веум, — произнес Хауген.
Латор покачал головой.
— Я не хотеть больше. Это быть конец. Забудь все.
— Но…
— В понедельник, когда речь будет идти о часах!
Я кивнул. Всем нам всегда не хватает времени. Но время — понятие относительное. У большинства его слишком мало. У меня же, как правило, его слишком много.
Латор посмотрел на Хаугена.
— Что мы делать? Спуститься под землю? Уйти в горы?
— Создать партизанский отряд на просторах Хардангера? — Хауген криво улыбнулся.
Я посмотрел на Латора.
— У тебя есть номер моего телефона?
Он кивнул.
— Да, но…
— Позвони мне в понедельник, независимо от того, что решишь. Попытка не пытка.
— Хорошо. Я буду посмотреть.
— А где я могу найти тебя? — Повернулся я к Хаугену.
— Меня? — Он удивился. Затем ухмыльнулся. — В Сандвикской больнице.
— Я не шучу.
— Я тоже. Я там работаю. Санитаром, в отделении Florence Nightingale. — Он откинул голову назад так, что взвились в воздух волосы.
— Неудивительно, что они сошли с ума, — пробормотал я.
Александр Латор встал. Внезапно комната стала ему тесна. В этот момент он напомнил мне беспокойного гепарда или газель на опушке рощи в саванне. Ноздри трепетали, и он оглянулся вокруг. Голова была высоко поднята, а взгляд блуждал где-то далеко. От огня в глазах, как после большого пожара, остались мерцающие угольки. Лицо как будто покрылось серым пеплом. Перед уходом он пожал мне руку, и тут наши взгляды встретились. Ханс Хауген поплелся за ним, подняв на прощание руку ко лбу и ухмыльнувшись со свойственным ему черным юмором. Они напоминали мне эфиопского царя и его безмозглого шута из Европы.
10
Я стоял у стола и смотрел на телефон, вернее, на листок рядом с ним: «Хенрик Бернер. Акв. 10.00».
Я набрал номер телефона. Ответила Беата. Отношения между нами сейчас более или менее стабилизировались. Мы нашли тот верный тон обычной жизни, в котором могли бы говорить, если бы по-прежнему жили вместе.
— Я договорился встретиться завтра с Томасом, — сказал я.
— Да?
— Но завтра в десять мне придется встретиться по делу с одним человеком. Как ты думаешь, Томас не обидится, если я заеду за ним попозже?
— Наверняка нет. Он собирался поиграть в футбол на стадионе «Мюлебанен» в двенадцать часов. Если тебя устроит, ты сможешь заехать за ним туда.
— Отлично, так и сделаем.
— Хорошо. Договорились. — Казалось, она о чем-то задумалась.
— А как у вас дела? Все в порядке?
— Как обычно.
— Томас успевает в школе?
— Да, все хорошо, Варг.
Тон, каким она произнесла мое имя, напомнил мне о прекрасных ночах, пора которых давно прошла. Они как погасшие звезды, которые так далеки от земли, что все еще продолжают посылать нам свой свет.
— Тогда ты сама передашь ему, что я встречу его после футбола?
— Да, конечно. Всего хорошего, Варг.
Но однажды из обсерватории выбежал астроном, чтобы сообщить, что звезда погасла. Как будто это сенсация.